Кайзер мелко наказал германского военного гения за то, что он проигнорировал его призыв сбросить Хейга в море, и, в отместку за это, Гогенцоллерн при раздаче наград за весеннее наступление обошел его Большим орденом Железного креста, вручив Людендорфу только маршальский жезл, уравняв его, таким образом, с Гинденбургом.
Узнав об этом от Гинденбурга, новоиспеченный фельдмаршал только иронично хмыкнул в телефонную трубку, решив не доставлять престарелому главнокомандующему кайзера возможности порадоваться этой мелкой мести. У него всё ещё было впереди, и он твердо верил, что заветный орден будет непременно ему вручён.
...«Согласно византийской летописи 14 века, среди жителей Константинополя была очень распространена одна легенда о судьбе города. Согласно ей на бронзовой конной статуе Беллерофонта, доставшейся византийцам от древних греков и находящейся на площади Тавра, тайными письменами было вырезано пророчество. Оно говорило о том, что, в конце концов, северные племена руссов овладеют Константинополем. В 18 веке, когда русские войска по повелению русской императрицы Екатерины II, вот-вот должны были взять город, это предсказание выплыло из небытия, будоража покой турецкого султана. И опасение его было столь велико, что он приказал уничтожить конную статую, решив тем самым остановить древнее пророчество. Однако это не помогло владыке блистательной Порты, поскольку весь 19 век русские штыки постоянно угрожали столице оттоманской империи».
Это повествование о пророчестве судьбы великого города, капитан Покровский вычитал в одной из книг о Византии, которые захватил с собой, дабы скоротать дорогу во время своей поездки. Он спешно покинул ставку Корнилова на литерном поезде в направлении Севастополя с секретным предписанием Верховного правителя командующему Черноморским флотом адмиралу Колчаку.
Честно говоря, Покровский очень обрадовался этой поездке, поскольку ему очень наскучила штабная работа, но больше всего его угнетала роль немецкого осведомителя навязанная ему полковником Щукиным и Духониным. Только под личным нажимом Корнилова капитан согласился на эту, по его мнению, грязную и отвратительную роль, уговаривая себя, что всё это необходимо, ради будущей победы его Отечества.
Подопечные Щукина умело вывели его на выявленного ими германского осведомителя, подставив Покровского под вербовку и обеспечив его нужной легендой. Это было совсем нетрудно, контрразведчики лишь чуть приукрасили и немного изменили действительность. Капитан, действительно, недавно женился, и его избранница Наталья работала секретарём- машинисткой в бюро Корнилова.
Выполнив первое задание, Покровский моментально сдал все полученные деньги от немцев под расписку Духонину и долго умолял его больше не привлекать к подобным акциям. Направляясь в Севастополь, капитан радовался возможности окунуться в настоящее дело, а в том, что оно будет настоящим, он несколько не сомневался.
Будучи личным адъютантом Верховного командующего, капитан, по роду службы, чуть-чуть догадывался о тех грандиозных планах, что кипели и претворялись в жизнь в личном вагоне Корнилова. По тем военным картам, что требовал к себе главнокомандующий в последнее время, Покровский мог предположить, что основное внимание русской армии будет приковано к Турции, а в частности анатолийское направление и проливы.
Знакомясь по делам службы с частью бумаг, идущих к правителю от Духонина, капитан только догадывался обо всей той многослойной секретности, которой начальник штаба тщательно укутывал свои сокровенные стратегические планы от любых глаз. За всё время с февраля по март, Духонин работал на износ, похудел, и его лицо временами носило следы недосыпания. Однако, несмотря на это, начштаба Ставки всегда был энергичен, бодр и нацелен только на победу.
Литерный поезд прибыл в Севастополь утром 27 марта, и капитан немедленно отправился к адмиралу, для которого появление Покровского не было новостью. Капитан не знал, что вся его поездка — это часть его прикрытия по продолжению дезинформации немцев. Решившись на проведение операции по захвату Босфора и проливов, Щукин и Духонин стремились сберечь Покровского, как ценный источник для германской разведки, и решили представить для немцев дело так, чтобы вся операция выглядела, как личная инициатива адмирала Колчака. У вражеских наблюдателей должно было сложиться впечатление, что именно он настоял на внезапном переносе высадки морского десанта в Констанце на авантюрный захват Стамбула.
Адмирал был единственным человеком, кроме Корнилова и Духонина, кто был посвящен в главные детали операции «Нептун». Эта привилегия моряку объяснялась очень просто, он сам был соавтором этого плана, который впервые был разработан ещё адмиралом Макаровым, и долгое время вынашивал его, постоянно оттачивая все его детали.
Быстро поздоровавшись с прибывшим, Колчак быстрым движением разорвал доставленный капитаном пакет и ознакомился с его содержимым.
— Господа, — обратился он к находившимся в это время в его кабинете военным и морякам, — с нынешнего момента, согласно приказу Верховного командующего, создается временное боевое соединение, включающее в свой состав Черноморский флот и некоторые сухопутные части Румынского фронта. Общее руководство соединением, по приказу Корнилова, возложено на меня. Высадка на румынский берег назначена на завтра.
Слова адмирала очень взбудоражили флотских штабистов, многие из которых предполагали, что десант будет высажен в середине или в конце апреля, но никак не в марте. Но Колчак полностью проигнорировал эту реакцию, он повернулся к Покровскому и спросил: